В давние времена с легкомысленным сердцем в любовь играющий кавалер, построив дом себе в месте, называемом Нагаока, там поселился. В дворце там, по соседству, жили женщины - так, ничего себе...
Деревней было то, - и кавалер, жнецов послав на поле, стоял - смотрел. Тут женщины со словами: "То дело ли того, кто любит так в любовь играть?!" - гурьбой за ним в дом ворвались, а кавалер, бежав от них, во внутренних покоях дома скрылся. Тогда они: -
"В запустеньи...
увы, столько лет уж
жилище!
И вестей о себе,
кто здесь жил,- не дает".
Так сказали они и продолжали толпиться тут. Тогда кавалер:
"Да, увы, заросло
травой сорной жилище
в запустеньи это...
И вот на мгновенье
столпились демоны тут" [62].
Так проговорил он, а они ему опять: "А мы - подбирать колосья!" Тогда он:
"Когда я услышу -
отчаявшись в жизни, что вы
колосья собираете,
пойду и я, пожалуй,
с вами на поля!" [63]
58
В давние времена кавалер, что-то имея против столицы, задумал поселиться на "Горе Восточной"[64] и -
"Невмочь мне стало жить!
Пришла пора... отправлюсь
себе искать приюта
в селеньях гор,
где б мог себя сокрыть!"
Итак, он сильно занемог, был на краю смерти, во брызнули в лицо ему водою - жизнь вернулась...
"Поверх меня - роса
лежит... Что это? Брызги
с весла ладьи,
что перевозит
через реку небес?" [65]
Сказал, и жизнь к нему вернулась.
59
В давние времена жил кавалер. Он был занят придворной службой, и сердце его было неверное, отчего жена его обратилась к человеку, ей обещавшему: "Тебе я буду верен", и с ним в провинцию уехала. Кавалер этот отправился посланцем в храм Уса-Хатимана[66] и, услышав, что она теперь женой чиновника в одной провинции, на обязанности которого лежало принимать послов, ему сказал: "Заставь жену свою мне чарку подавать,- иначе пить не буду". Когда та чарку подала, он, взяв на закуску поданные померанцы, так сказал:
"Когда я вдыхаю
аромат померанцев,
ожидающих мая,-
чудится прежней подруги
рукавов этот запах..." [67]
Так сказал он,- и она, все вспомнив, стала монахиней и удалилась в горы.
60
В давние времена кавалер дошел до Цукуси[68] и, услыша, как за занавесью говорят[69]: "О, он любит любовь. Повеса он".-
"Если перейдет кто
реку Сомэгава,
что есть "река Окраски" [70] -
не может быть, чтоб цвета
не было на нем" [71].
Сказал он, а дама в ответ:
"Если б было все - как имя,
то ветрен должен быть
наш "Забавы остров".
А говорят - напрасно
он прозван так..." [72]
61
В давние времена кавалер годы целые вестей о себе не подавал, и дама - разумной, видно, не была она,- склонившись на слова пустяшные другого, служанкой стала у него в провинции; и тут пришлось ей выйти к тому - своему прежнему знакомцу - подавать обед. Волосы длинные свои она уложила в шелковый фуляр[73], а на себя надела одежду, длинную с узорами Тояма. "В ночь эту ту, что здесь была,- ко мне пришли!" -кавалер хозяину сказал, и тот ее прислал. "Меня не узнаешь ты?" - кавалер сказал и...
"Прежняя прелесть,
куда она скрылась?
Как вишня, ты стала,
цветы у которой
совсем облетели..."
Проговорил он, а она, стыд ощутив, ответа не дала ему, в когда тот к ней вновь: "Что ж не отвечаешь ты мне?" - она сказала: "Слезы льются - и глаза мои не видят, и сказать что-либо не в силах я". Кавалер тогда:
"И это она,
та, что бежала
от свиданья со мной?
Годы прошли, а жестокость ее -
будто растет все!"
Сказал и, одежду сняв, ей подал, но она, разодрав ее, бежала. И куда ушла - не знают...
62
В давние времена дама пожилая, но в сердце еще хранившая пристрастье к житейским наслаждениям, думала: "А, как бы познакомиться мне с этим столь чувствительным кавалером!" Но случаев удобных высказать свое желанье у нее не было, почему она собрала своих сыновей и им рассказала свой будто бы сон. Из них двое дали ей решительно бесчувственный ответ, а третий разгадал ей так: "Сон приведет к тебе хорошего кавалера", и вид у дамы пожилой был очень довольный. "Все другие лишены чувства. Как бы познакомить ее с этим Дзайго-Тюдзё" - было в мыслях сына. Он встретил его на охоте. Взяв коня под уздцы, он сказал ему: "Так и так, вот в чем дело". Тот сжалился и, к ней отправившись, лег с нею. Но вот после этого кавалер тот показываться перестал, отчего дама, придя к его дому, стала подсматривать сквозь щели ограды.
Кавалер, заприметив ее, сказал:
"ДО ста лет -
одного лишь не хватает!
Водоросли-кудри...
Облик этот предо мною,-
видно из любви ко мне".
Сказал он и, приказав оседлать коня, поднялся уходить. Видя это, та, не разбирая терновников, шиповников, в смятении побежала и, домой придя, легла. Кавалер же стоял и тайком подсматривал, что делала дама; видит: она лежит и вздыхает...
"Значит и сегодня
одна без милого в ночи
лежать я буду!
Лишь подостлав одну одежду
на узком ложе".
Проговорила она, и кавалеру стало жаль ее; и он ночь эту с нею спал.
Вот пример того века. Любил ли даму он иль не любил, но сердце было у кавалера, что разницы не показывало этой.
63
В давние времена кавалер, ввиду того, что дама не вступала с ним тайком в сношения, в волнении: где она? - сложил:
"Если бы стал я
веющим ветром,-
за жемчужные завеси,
щель отыскав,
постарался б проникнуть!"
И дама в ответ:
"Неуловимым ветром
хоть и стал бы ты,-
в жемчужных занавесках
кто б тебе позволил
щель найти" [74]
X
64
В давние времена жила дама, что была любимицей микадо и имела разрешение на цвета[75]. Была она двоюродной сестрой той фрейлины, что была матерью микадо. Во дворце служивший кавалер - из Аривара[76] - еще очень юн был и с этой дамой был знаком.
Кавалеру разрешались еще покои дам[77], и он, уходя туда, где была дама, около ней все время пребывал. "Это невозможно! И ты погибнешь сам... Не поступай так!" - говорила дама[78], а он:
"Любви уступила
осторожность моя...
И если так будет, но с тобою зато
встречаться могу я,-
пусть будет!"
Сказал... и она в свой собственный покой[79] ушла,- но он, еще пуще не остерегаясь хоть бы того, что люди их увидят, к ней в покой пришел. Отчаявшись совсем, дама в дом родной уехала. А тот: "Вот хорошо!" - подумав, туда к ней стал ходить, и люди, об этом слыша, все кругом смеялись.
Ранним утром, как видал управляющий дворцом, он возвращался во дворец, сам снимал обувь и внутрь, на место ее бросал[80]. Все время непристойно так вел себя он, и судьба его должна была пропасть так понапрасну, так что кавалер этот, поняв, что в результате погибнет он, к богам[81] и буддам воззвал: "Как-нибудь сдержите вы это мое сердце!",- но чувствовал одно, что возрастает все более оно; чувствовал одно, что любит безудержно... Тогда, позвав кудесников и чародеев, ушел, чтобы свершить обряды очищения от наваждения - чтоб любовь прошла. Очистился уже,- а тоски размеры еще больше возросли. Он чувствовал одно сильней любовь его, чем была раньше...
"То очищенье,
что в реке "Омовенья" свершил,
чтоб не любить мне,
увы, оказалось
неугодным богам!"
Лицо и вся наружность микадо прекрасны были, и когда дама слышала, как на заре он, приняв в свое сердце будды святое имя, голосом столь величавым призывать его изволит, горькими слезами обливалась: "Такому государю и не служить .. Вот жребии неудачный, вот печаль! Им - тем кавалером - связана я вся..." - так говоря, рыдала.
Пока происходило так, микадо услыхал об этом всем и кавалера в ссылку сослал, а даму фрейлина, ее сестра, из дворца[82] удалила и в сарае родного дома в наказание заключила... И она, в сарае заключенная, рыдала:
"Из-за себя" - как имя
того червя, живет что на траве
морской, что жнет рыбак...[83]
Навзрыд рыдаю,-
на свет же не ропщу".
Так плакала она, а кавалер из места ссылки в ночь каждую сюда являлся[84] и, на флейте красиво так играя, голосом прекрасным столь жалобно пел песни. Поэтому она, заключенная в сарае этом, что тут он, знала, но свидеться, конечно, не могла.
"Как-нибудь все же..."
ты думаешь, верно.
Печально так это...
Не знаешь ты, значит,
что есть я - и нет."
Так думала она. Кавалер же, не видясь с дамой, бродя вокруг, так пел:
"Без толку прихожу
сюда я... возвращаюсь...
Причина все одна:
влечет меня желанье
тебя увидеть!"
65
В давние времена у кавалера было в провинции Цу поместье, и он, с собою взяв и братьев, и друзей, по направлению к Нанива отправился. На взморье глядя, он увидел, что там суда и -
"Тебя, порт Нанива, сегодня
вижу я, и в каждой
из твоих трех бухт - ладьи...
Не те ль ладьи, что этот свет,
гнушаясь им, переплывают?"
Все в восторг пришли и домой возвратились.
66
В давние времена кавалер в феврале месяце отправился на прогулку в провинцию Идзуми, захватив с собою друзей. В провинции Коти увидели они гору Икома, облака на которой, то скопляясь, то рассеиваясь, вздымались неустанно. С утра облачно было, днем прояснилось. Снег ярко-белым покровом лежал на ветвях дерев. Прк виде этого один лишь изо всех тех путников сложил:
"И вчера, и сегодня
кружитесь вы, облака,
и скрываете все...
Видно, не по сердцу вам
леса из цветов" [85].
XI
67
В давние времена кавалер отправился в провинцию Исэ.
Когда он проходил по побережью Сумиёси, в селеньи Сумиёси, уезда Сумиёси провинции Цу, было так красиво, что он сошел с коня и шел пешком. Один из путников сказал, воспевая побережье у Сумиёси:
"Дикие гуси кричат,
Цветут хризантемы...
То - осень, и все же
весной среди всех берегов
Сумиёси прибрежье!" [86]
Так сложил он, и никто больше стихов не стал слагать[87].
68
В давние времена жил кавалер. Кавалер этот отправился в провинцию Исэ в качестве "охотничьего посла"[88]. Родительница принцессы-жрицы послала ей сказать[89]: "Встреть и принимай его заботливей, чем прочих послов". Так как были то слова родительницы, принцесса-жрица приняла его очень радушно. Утром она отпустила его на охоту, вечером поместила в своем дворце. Во время этих радушных забот они заговорили друг с другом. На вторую ночь кавалер стал уговаривать во что бы ни стало ночью им друг с другом повстречаться. И дама со своей стороны не была склонна к тому, чтобы с ним ни в коем случае не повидаться. Но так как глаз вокруг было очень много, свидеться с ним ей было трудно.
Ввиду того, что был он послом главным, она положила его спать невдалеке от себя. Ее покой был здесь поблизости, и дама, дав людям успокоиться, в четверть первую первого часа ночи отправилась к нему. Кавалер с своей стороны не спал, а лежал только, смотря по направлению ее покоев. И видит он при облачной луне тень человеческую: пред ним предстала она, в предшествии младого отрока. Кавалер в сильной радости ввел ее в свою спальню, и оставалась она у него с первой четверти первого часа до третьей четвертого, когда - не успев еще ни о чем с ним переговорить - она вернулась к себе. Кавалер в сильной печали не спал. Рано утром, хоть и был он в тоске, но посылать к ней от себя было неудобно, отчего в волнении он ждал вестей оттуда[90]. Вскоре после рассвета пришла весть от нее - без слов, одно стихотворение:
"Ты ль пришел?
Была ль я у тебя?
Не знаю, не ведаю я...
Был ли то сон, иль явь то была.
Спала ль я, иль была бодра?"
Кавалер, весь в слезах, сложил такое стихотворение:
"Я сам блуждаю
во мраке сердца,
обуянного тьмой!
И сон то был, иль явь -
узнаем ввечеру..."
Сложив так, он послал ей; сам же отправился на охоту. Хоть и бродил он по полям, сердце ж его было не здесь: он думал, что этой ночью, уложив всех спать, он поскорее с нею встретится. Однако правитель провинции той, бывший также и хранителем храмов Ицука, прослышав, что здесь есть охотничий посол, всю ночь с ним пропировал, так что тот совершенно не был в состоянии с ней встретиться. Когда же рассвело, ему предстояло перейти в провинцию Овари, отчего и кавалер, и дама проливали втайне от всех горькие слезы, но свидеться все ж не могли. Когда мало-помалу ночь рассвела,- на чарке, присланной от дамы, было написано стихотворение; взял он, взглянул - там было написано:
"Вот это - так река!
Что пеший путник перешел
и не замок..."
Конца ж не было. На другой стороне той же чарки углем от факела он приписал конец стихотворению:
"Но будет он опять заставу
на "склоне встреч" - переходить".
69
В давние времена кавалер на пути обратном из посольства к местам охот остановился у Оёдо и здесь, к отроку принцессы-жрицы обратившись, проговорил:
"Где топь та, где рыбак
"морские сосны" жнет?
Двигая веслом,
ты научи меня,
ладья рыбачья" [91].
70
В давние времена кавалер был у принцессы-жрицы в Исэ в качестве посланца от двора, и там ему дама[92], говорившая всегда принцессе той лишь о делах любовных, от себя сказала[93]:
"Потрясающе-стремительных
богов запретную ограду
готова я перешагнуть!
Так видеть хочется его -
из дворца гостя..." [94]
А кавалер в ответ:
"В любви томишься? - Что же...
Попробуй - и приди!
Не путь то, на котором
потрясающе-стремительных
богов запрет лежит..."
71
В давние времена кавалеру с дамой, жившей в провинции Исэ, свидеться вторично не удалось, и он собрался уезжать в соседнюю провинцию и при этом страшно на нее роптал; тогда дама:
"На побережье Оёдо сосна
жестока разве? - Нет!
Упреки шлют ей только...
и волны те, что сами
бегут от ней..."
72
В давние времена кавалер, зная, что там она, но даже весть послать ей от себя возможность не имея, бродил вокруг ее жилища и размышлял:
"Глазами - вижу,
руками же достать
тебя я не могу...
Ты словно лавр, что на луне
растет!"
73
В давние времена кавалер, ропща сильно на даму, ей -
"Скалистых нет
меж нами гор
нагроможденных...
А дней без встречи сколько
прошло в любви!"
74
В давние времена кавалер даме, жившей в провинции Исэ, сказал: "Возьму тебя в столицу я н там встречаться будем!" - на что дама:
"У той сосны морской,
что в Оёдо на побережье
растет,- сердце
в покой приходит,
хоть и не говорит она..."
Сказала... и стала еще более жестокой. Тогда кавалер:
"И как сосна морская,
с промокшим платьем рыбаки -
которую жнут, сушат,-
за то свидание приняв,
на том остановиться хочешь?"
А дама:
"Морские сосны, что растут
между скалами,-
всегда они бы были!
Прилив же, иль отлив,
а раковинки будут..."
Кавалер опять:
"От слез насквозь промок,-
хоть выжимай,-
рукав мой!
Что это? Капли то - сердцА
жестокие людей на свете?"
Действительно, то была дама, с которой сблизиться так трудно было[95].
XII
75
В давние времена, когда императрица Нидзё еще именовалась фрейлиной-матерью наследного принца, она отправилась однажды на поклонение своим родным богам, и тут кавалер, начальником конвоя служивший, при раздаче наград всем бывшим, пожалован был из рук ее самой,- и он, стихи сложив, почтительнейше их ей приподнес:
"Сосна в ОсиО,
что в Охара,- у ней
в сегодняшний день
встают, верно, картины
века богов!" [96]
Сказал он так... И в сердце так же грустен был. Что думал он? Про то неизвестно...
76
В давние времена жил микадо - по имени микадо Тамура. Во времена те же жила статс-дама по имени Такакико. Она скончалась, и посмертные обряды свершились в храме Ансёдзи, в конце марта. Все благоговейно подносили приношения, и этих приношений поднесенных тысячи скопились. Большинство предметов принесенных к ветвям дерев было прикреплено[97], и когда все это поставили пред храмом, то было так на вид, как будто горы сами к храму двинулись[98].
И вот бывший тут Фудзивара Цунэюки, служивший в чине удайсё[99], как служба кончилась, созвал всех умевших стихи слагать и их заставил воспеть в стихах весны настроения, темой взяв сегодняшний обряд. Начальником правого конюшенного приказа служивший кавалер сложил так,- причем взгляд его иной был[100]:
"Горы все сюда
перебрались сегодня на
свиданье...
Весну на прощанье -
то навестить пришли..."
Сложил он так и, если посмотреть на стихи сегодня,- не очень хороши они. Тогда же - других, что ль, лучше они были,- только все восхитились ими.
77
В давние времена жила статс-дама по имени Такакико. Она скончалась, и обряды на семью-седьмой день свершались в храме Ансёдзи. Тогда же жил и удайсё[101] Фудзивара Цунэюки. Он был при тех обрядах и на пути возвратном заехал в дворец Ямасина, где проживал принц - священнослужитель Ямасина. Там пущен был водопад, проведена ручьем вода - искусно все было устроено, и Цунюэки принцу молвил: "Все это время издали служу я вам, вблизи служить еще не приходилось... Сегодня же вечером я здесь к услугам вашим".
Обрадовался принц и приказал устроить помещение для ночи. Однако Цунэюки, от принца выйдя, со своими спутниками стал совещаться: "Прислуживаю в первый раз я принцу... Возможно ль так оставить это? Когда, в свое время, был приезд высочайший в Сандзё[102], нам был доставлен с побережья Тисато в провинции Ки очень красивый камень[103]. Так как был он поднесен нам уже после высочайшего приезда, его поставили в канавку перед помещением одного человека. Принц любит островки[104]. Ему этот камень преподнесем!"- сказал так он и из приближенных людей своих послал за ним. Спустя недолго они принесли его. Камень этот на вид был еще лучше, чем понаслышке "Преподнести его так - слишком просто",- сказал Цунэюки и приказал своим стихи сложить Правого конюшенного приказа начальником бывший кавалер, зеленый мох нарезав,- с подобием картины на лаке,- стихи сложив такие, камень преподнес:
"Недостаточно, конечно...
но заменим скалой!
Нет средств ведь показать
тебе сердцА, цвета чьи
людям не видны..."
Так сложил он.
78
В давние времена в одном роду родился принц[105]. В комнате родильницы все стихотворения слагали. Дедом приходившийся двоюродным новорожденному кавалер сложил:
"У врат моих - в ладоней
тысячу бамбук
расти коль станет, -
летом иль зимою - кто ж
под ним не сможет скрыться?" [106]
79
В давние времена был человек, который в разрушенном жилище цветы глициний посадил. Они цвели очень красиво. В конце марта, когда накрапывал дождь, он, цветов нарвав и их преподнося одной особе, так сложил:
"Промок я насквозь,
но все ж, невзирая,
нарвал я глициний!
Подумал - не много весенних
осталось уж дней..."
80
В давние времена проживал один вице-канцлер.
Себе устроив очень красиво жилище у реки Камогава в округе линии шестой, он там и поселился. В конце октября, когда во всем цвету пышнели хризантемы, когда клен красный тысячью цветов взору представлялся, созвав своих всех сыновей, он с ними ночь напролет развлекался за вином, когда же ночь сменялась уж рассветом и уходить собрались все, слагать все стали стихотворения, восхваляя красу того дворца.
Бывший тут же ничтожный старец[107], внизу у деревянной галереи бродивший[108], когда все кончили слагать, сложил.
"Когда ж успел
сюда прийти я в Сиогама?
И вам сюда б, челны...
Что в утренней тиши
за рыбной ловлей..."
Если поехать в провинцию Митиноку, то местностей красивых очень будет много. Но нет у нашего микадо, во всех шестидесяти слишком провинциях, такого места, чтоб похоже на Сиогама было. И вот поэтому тот старец, дворцом восхищаясь, и сложил: "Когда ж успел сюда прийти я в Сиогама..."
81
В давние времена жил один принц - принц Корэтака по имени. Дворец был у него в местности Минасэ в сторону туда - к Ямадзаки. И каждый раз, когда во всем цвету бывали вишни, он направлялся в этот дворец. В это время с собою брал обычно он кавалера, что служил начальником правого конюшенного приказа. Прошли года и поколения с тех пор,- давно уж это было, от чего и имя кавалера в забвение погрузилось[109].
Однажды принц, не очень охоте предаваясь[110], за вином все время сложением занимался стихов японских[111]. Вишни в замке у взморья Катано, где на этот раз происходила охота, были особенно красивы. Под сень этих дерев сойдя и наломав ветвей, украсив ими свои прически, все здесь бывшие - и высшие, и средние, и низшие - стихи сложили. Кавалер, начальником приказа конюшенного бывший, сложил.
"Если бы на свете
никогда не цвели
цветы вишни,-
сердце волнений
не знало б весною..."
Так сложил он. А стихи другого: -
"Лишь потому, что цветы
облетают,
милей они вдвое...
В суетном мире
что может быть долгим!"
Таковы были.
Когда они, поднявшись из-под сени дерев, в обратный путь направились, смеркаться день стал. Тут люди, бывшие при принце, с поля - из Минасэ - принесли вина. "Вино это давайте выпьем",- молвил принц, и все, отправившись искать хорошее местечко, до местности добрались, "Рекой небес" что называлась[112]. Вино принцу подносил тот кавалер - начальник конюшенного приказа. К нему принц обращаясь, проговорил: "Темой взяв, как мы с охоты у Катано сюда пришли к "Реке небес", стихи сложи и вместе с чаркой мне их преподнеси!" И тот сложил и принцу преподнес:
"Весь день на охоте
провел я в надежде
ночлег получить у "Ткачихи"...
И вот уже здесь я - в долине
"Небесной реки"..."
Так сказал он, и принц эти стихи несколько раз повторил, ответа же дать не мог он[113]... В свите служил Ки Арицунэ. И он ответил:
"Ткачиха ждет здесь друга,
который лишь однажды
приходит в целый год...
И нет той здесь, кто мог бы
ночлег тебе тут дать".
Вернувшись, все вошли во дворец. Здесь до поздней ночи вели за вином они беседу, пока принц-хозяин, опьянев, не собрался идти к себе. Луна - то было в одиннадцатый день - также уж клонилась к закату, отчего тот кавалер сложил:
"Не успели еще
налюбоваться тобой, о луна,
а ты уж прятаться хочешь...
О, гребни тех гор, если б вы,
ее не приняв, убежали!" [114]
Почтительно от имени принца[115] Ки Арицунэ:
"Вот, если б пики
все без исключенья
в равнину превратились...
Гор не будь гребнистых,-
и месяц не зайдет!"
82
В давние времена наезжавший в Минасэ принц Корэтака однажды на обычную охоту туда отправился, и в свите у него был кавалер - начальник конюшенного приказа. Прошло несколько дней, и принц вернулся во дворец. Принца проводив, скорей к себе уйти думал кавалер, но тот - то жаловал вином, то собирался дать подарок[116] - и не отпускал. И кавалер в беспокойстве:
"Себе не связал
и травы в изголовье...
Пусть даже ночь
как осенью будет,-
сердце ж в тревоге..." [117]
Так сложил он. Время было - конец марта. Принц, не отправляясь на покой, провел всю ночь.
Так приходил и служил принцу кавалер, как вдруг нежданно принц постригся и жить стал в месте, что прозывают Оно. Когда в январе кавалер явился поздравить принца, у подножья горы Ниэ снегу было очень много. Когда, с усилием добравшись до покоев принца, он предстал перед ним,- в унынии и скуке был тот печален очень, отчего и кавалер понемногу задержался, и они с принцем вели беседы, вспоминая то прежнее, то нынешнее. Но все же, как ни думал кавалер: "Служить бы принцу так хотелось мне",- были у него дела официальные, не мог ему служить остаться он и, ввечеру собравшись в путь обратный,-
"Забыв про все -
"не сон ли это?" мнится...
Иль думал я когда -
прийти тебя увидеть,
пробившись чрез снега?" [118]
так сказал он и в слезах домой вернулся.
83
В давние времена жил кавалер. Сам низкого он звания был, но его мать была принцессой.
Мать эта проживала в месте, называемом Нагаока. Сын в столице на придворной службе был, отчего и не мог часто ее навещать. Единственным сыном он был у ней, и та печаловалась очень.
И вот однажды, в декабре, от нее письмо спешное пришло. Испуганный - взглянул, но ничего особого там не было:
"Состаришься - наступит,
говорят, разлука
неизбежно...
И все сильней тебя я видеть
хочу, о сын мой!"
Так было там. Увидев это, он, на лошадь даже не успев усесться, отправиться решил и, весь в слезах, по дороге думал:
"О, если б не было на свете
разлуки неизбежной!
Хотя б для тех детей,
что молят
о жизни в тысячу веков..."
84
В давние времена жил кавалер. Тот господин, которому служил он с отроческих лет, в монахи постригся[119]. В январе непременно он навещал его. Была у него официальная при дворе служба, отчего не мог он постоянно того навещать. Однако приходил к нему все с тем же прежним сердцем.
Раз собралось у того много его прежних слуг - и мирян, и уже духовных. "Январь месяц - дело особое..." - хозяин заявил и пожаловал вином[120 ]. Снег, просыпанный как будто, падал и весь день не прекращался. Все, опьянев, стихи слагали, темой взяв: "Как мы заключены в снегу".
"Хотел с тобой бы быть,
но не иначе -
как разделить себя пришлось бы...
От глаз не отступая
грудится снег,- как сердце хочет" [121].
Так сложил кавалер, и тот очень этим восхищался, сняв с себя одежду, он ему ее пожаловал.
XIII
85
В давние времена очень юный кавалер сговорился вместе с юной дамой[122]. У обоих родители были, отчего, в себе затая, они, высказавшись лишь, на том и остановились[123].
Прошли годы, и от дамы весть пришла: "Ну, что ж... Осуществим то дело!" - На что кавалер, стихи сложив, послал ей. При этом что он думал?..
"До сих пор на свете
не было людей,
что не забывают!
Ведь и у нас так много
лет прошло различных..." [124].
Сказал он и на этом покончил. Впоследствии и кавалер, и дама служили вместе во дворце.
86
В давние времена кавалер отправился в провинцию Цу, уезд Убара, в селение Асия - навестить свои владения - и поселился там. В старинном стихотворении поется:
"Ни минуты свободной
нет у тех, кто на взморье
у Асиноя соль добывает...
И вот я пришла к тебе, милый,
не украсив себя даже гребнем".
Это поется про это селение. Именно это место и .зовут "Взморьем Асия".
Этот кавалер имел кое-какую службу при дворе, и на этом основании у него раз собрались чины дворцовой стражи. Старший брат его был также стражи офицером.
Гуляя по берегу морскому перед домом кавалера, они сказали:
"Взберемся посмотреть на водопад "Холст распростертый", что, говорят, здесь на горе находится!" [125]
Взобравшись, взглянули,- водопад тот от всех других отличен был: высотою в двадцать саженей, а в ширину пять целых саженей скала была, и сверх ее как будто белый холст ту скалу обволакивал. Над водопадом выдавался камень, величиною с круглую цыновку для сиденья. Вода, бегущая поверх того камня, спадала каплями величиной с каштан иль малый апельсин[126]. И все, здесь бывшие, в стихах тот водопад воспевать стали. Первым сложил тот стражи офицер:
"Век мой... сегодня
иль завтра настанет...
жду... в ожиданьи -
жемчужины слез...
Чего же здесь больше?" [127]
Хозяин сложил вслед за ним:
"Как будто там кто-то
стоит, рассыпая
жемчужные перлы...
И беспрерывно летят всё они,
рукав же мой узок" [128].
Так сложил он, и все присутствующие - смешно им стало, что ли,- но стихи читать перестали[129].
Возвратный путь далек был, и когда все проходили мимо жилища покойного первого сановника двора[130], уж день стемнел.
Когда обратили взоры в сторону ночлега, во множестве виднелись огни рыбаков на ловле[131]; тут кавалер, хозяином бывший, сложил:
"Что это - звезды,
ясной ночью... иль светляки
на побережье?
Иль огни, что рыбаки
в моей жгут стороне?"
Так сложил он, и все домой вернулись.
В эту ночь дул южный ветер, и остатки волн все ж были очень высоки.
Ранним утром девочки из дома вышли и, набрав прибитые волнами плававшие "морские сосны", их в дом принесли. Взяв от девочек, водоросли эти положили на поднос и, листьями дубовыми покрыв, подали. На листьях этих так написал он:
"Сам бог морей "сосной морской" -
чем дорожит, чем украшает
главу свою -
для вас, друзья,
не поскупился!"
В этой песне жителя деревни были ль слоги лишние, иль их не хватало" [132].
87
В давние времена собрались однажды вместе кое-какие приятели, не очень уж молодые. Глядя на луну, один из них -
"По большей части
не любят месяца...
Их много
наберется - старость
наступит человека!"
88
В давние времена не бывший в низком звании кавалер любил одну даму, превосходившую его своим положением. Прошли годы...
"Когда я умру
от любви, что никто из людей
не знает,- кого из богов
понапрасну
в смерти моей обвинят?"
89
В давние времена кавалер любил даму, бесчувственною бывшую, все помышляя: "Ах( как бы это!.." Стало ли ей жалко его, но только ему она сказала: "Ну, если так, то завтра через перегородку поговорим хотя бы!.." - и тот доволен был безгранично, но, опять в сомнениях, ей, ветку красивую от вишни сломив,-
"Вишен цветы
так блистают сегодня...
Но, увы, трудно верить
тому, что случится
завтра в ночи!"
Такое, по-видимому, настроение у него было.
90
В давние времена кавалер, горюющий о том, что месяцы и дни уходят,- в конце марта -
"Как то ни жалко,
но сегодняшний день,
день последний весны,-
увы, превратился
уже в вечернюю тень!"
91
В давние времена кавалер, любовью томясь, то приходил, то вновь возвращался и, даме весточки даже не в силах послать, так сложил:
"У камышей прибрежных
без перекладины ладья...[133]
И сколько же десятков
раз сюда приходит и уходит
она - никто не знает..."
92
В давние времена кавалер, будучи низкого звания, любил даму, положения очень высокого. Было так, что ли, что не мог питать он, видимо, надежд никаких, но только, лежа, думал он с тоской, вставал и тосковал и, в отчаяние придя от дум, сложил:
"Лишь равную себе
любить должны мы....
Где ж пары нет,
где низкий и высокий,-
одно страданье лишь!"
В давние времена также такие вещи случались. Не закон ли это в этом мире?
XIV
93
В давние времена жили кавалер и дама. Как-то случилось, что он перестал быть с нею. После этого у той появился кавалер другой, но так как у них уже ребенок был, то хоть и не подробно, но все же изредка он посылал ей известия о себе.
Дама эта умела писать картины, почему и кавалер однажды ей послал веер, чтоб разрисовала. Но ввиду того, что как раз в те дни у нее был тот, другой,- она день или два ему не отсылала обратно, почему первый кавалер в негодовании послал сказать ей: "Того, о чем просил я тебя, ты до сих пор не выполнила. Конечно, так оно и должно было случиться! Я знаю это... Но все же я не могу сдержать свое негодование и не упрекнуть тебя". И послал при этом ей стихотворение; время было осенью:
"Осенней ночью забываешь
день весенний...
Видно, дымки, что весною,-
роса, что осенью встает,-
сильней гораздо!"
Так сложил он, а дама в ответ:
"Осеней тысячи
можно ль сравнить
с весной хоть одною?
Однако и клен, и цветы
осыпаются равно..."
94
В давние времена жил кавалер, служивший императрице Нидзё. Постоянно соприкасаясь с одной дамой, служившей там же, он полюбил ее. "Ах, как бы - хоть через перегородку - с тобой встретиться и рассеять безотрадные думы, которых столько накопилось!" - сказал он ей, и дама, под величайшей тайной, через перегородку с ним повстречалась. Ведя беседу, кавалер -
"Моя любовь сильней,
чем та, у Волопаса...
"Реку небес" - преграду,
что здесь нас разделяет,
ты уничтожь теперь!" [134]
Понравилось ей стихотворение это, и с ним встретилась она.
95
В давние времена жил кавалер. Пока он так и этак с дамой говорил, шли месяцы и дни. Но так как не была она из дерева иль камня, то сердце тронуто, что ль, было ее,- но только в конце концов сжалилась она над ним. Время было - середина месяца июня. У дамы на теле один иль два нарыва появились, отчего она ему сказать послала: "Теперь уж ничего иного нет на сердце у меня. Но у меня образовались один иль два нарыва, и время очень жаркое... Когда слегка повеет осенний ветер,- непременно с тобой встречусь". Но когда настала осень, отец дамы, услыхав, что думает она к нему идти, бранить ее стал и выговоры делать. И вот ее брат старший внезапно появился за ней самой, и дама, подняв один из первых красных листьев клена, на нем стихи написала:
"Осенью",- тебе
сказала я, и все же
ничего не вышло!
Листвой дерев засыпанным
ручьем все оказалось!" [135]
Написала она и, оставив, сказала: "Если оттуда пришлют как-нибудь,- отдайте это",- и ушла. И затем в конце концов хорошо ли ей стало иль плохо, куда она девалась - неизвестно было. И тот кавалер произносить заклятия стал, за спиной в ладоши ударяя[136]. Дело страшное. "Заклятия на людей... подействуют ли, нет ли,- теперь посмотрим!" -так говорил он.
96
В давние времена жил великий канцлер Хорикава. В день, когда пир, по случаю его сорокалетия, справлялся в доме на линии девятой, кавалер в чине тюдзе бывший,-
"Рассыпьтесь и сокройте
собою все, о, вишен
цветы! Чтоб старость,
грядущая сюда,
с дороги сбилась.."
97
В давние времена жил один великий канцлер. Ему служивший кавалер в сентябре, ветку сливы изготовив и к ней фазана прикрепив[137],- почтительно поднес:
"Для тебя, государь,-
что опора моя,-
цветы, что я рву,-
года времен
не различают совсем!"
Так сложил он, и канцлеру чрезвычайно стихи понравились, так что он тому - служившему ему - пожаловал награду.
98
В давние времена, в день состязаний на ристалище правой гвардии, в стоящем напротив экипаже, из-под нижней занавески, слегка виднелось лицо дамы[138], и кавалер, в чине тюдзё бывший, так сложил:
"Не вижу" тебя - не скажу,
и "вижу" сказать не могу...
Придется бесплодно весь день
в тоскливых мечтах провести мне
с любовью к тебе..."
А дама в ответ:
"Знаешь, кто я, иль нет,-
зачем же тут бесплодно -
так различать?
Любовь одна должна служить
верным руководством!"
Впоследствии он узнал, кто она.
99
В давние времена кавалер проходил как-то между дворцом Корёдэн и другим, и из покоя одной благородной дамы ему сказали: "Называешь ты "траву забвения" травою "тайны"?" - и с этими словами траву ту ему показали. Кавалер, траву взяв[139]:
"Ты видишь, вероятно,
что поле все покрыто
забвения травой...
Но эта тайна лишь одна
и в будущее вера!"
100
В давние времена жил некий человек, Аривара Юкихира по имени, пост занимавший офицера левой дворцовой гвардии. О том прослышав, что в доме у него вино хорошее имелось, много придворных кавалеров к нему приходило, чтоб пить.
В день этот он, хозяин, устроил пир в честь сатюбэна[140], Фудзивара Ёситика по имени. Был человек со вкусом он, и цветы в вазы понаставил. Среди цветов тех были прекрасные глицинии. Цветущие их ветви в длину имели около трех футов и шести дюймов.
Взяв их за тему, все стихи слагали.
Когда уже слагать кончали, явился брат хозяина, услышав, что тот устроил пир, и, схвачен будучи, заставлен оказался и он стихи сложить Не знал, конечно, он искусства стихосложения, отчего этому и противился, но, насильно будучи заставлен, так сложил:
"Как много укрылось
Здесь под цветами
в цвету...
И блестящей, чем прежде,
глициний цветы!"
"Почему ты так сложил?" - его спросили, и он ответил: "Блеск и слава первою канцлера теперь в полном расцвете, и я сложил стихи, в виду имея то, что род "глициний" теперь особенно цветет". И все перестали его бранить[141].
101
В давние времена жил кавалер. Стихов не слагал он, но все же свет знал хорошо[142].
И вот он даме благородной, что, став монахиней, от мира отвратилась и уж не в столице, но в далеком средь гор селении жила,- даме, бывшей одного с ним рода, стихи сложив, послал:
"Отвратясь от мира,
на облаке все же
ты не паришь... [143]
Но горести мира
так далеки от тебя!"
102
В давние времена жил кавалер, служивший микадо Фукакуса. Был очень верен он и честен и сердца ветреного не имел. Но вот - по ошибке ли сердечной - только сблизился он с дамой, бывшей прислужницей у принца. И раз поутру сказал он ей:
"Сон, проведенный
этой ночью с тобою,-
так безутешен!
А теперь все сильней
безутешность растет..." [144]
Так сложив, ей послал. Вот противная песня!
103
В давние времена жила дама, без особенной причины монахинею ставшая. Внешности своей придала она вид надлежащий, но к вещам интерес все ж был у нее, и на праздник Камо она вышла посмотреть. И тут кавалер, стихи сложив, послал ей:
"Вот вижу я того,
кто, как рыбак,
на море..
и мнится: угостит
меня морской травой" [145].
104
В давние времена кавалер послал сказать: "Если ты так, то мне остается лишь умереть!" - на что дама:
"Если капли росы
исчезнуть хотят, пусть исчезнут!
Не исчезнут они,- всё ж не будет
того, кто б на нить их,
как жемчуг, нанизывать стал..."
Так сказала она, и у того, хоть и роптал на нее, все ж сильнее стала любовь.
105
В давние времена кавалер, посетив то место, где прогуливались принцы, на берегу реки Тацутагава -
"Потрясающе-стремительных
богов в век - и тогда
не слыхать, чтоб волны
- река Тацутагава -
окрашивались в пурпур!" [146]
XV
106
В давние времена у одного не особенно благородного человека была в услужении женщина одна. В нее влюбился бывший в должности секретаря Фудзивара Тосиюки. Эта женщина по лицу и по всей наружности своей была красива, но молода еще была и в переписке неопытна, она не знала даже, что говорить, тем более стихотворений слагать не умела. Поэтому ее хозяин писал ей сам черновики и давал ей переписывать,- и тот, в приятном будучи заблуждении, восхищался ими. Раз тот кавалер сложил так:
"Тоскливо мечтаю,-
и в мечтаниях этих
"слез" все полнеет "река".
Один лишь рукав увлажняю,
свиданья же нет!"
В ответ на это, по обычаю, вместо дамы хозяин:
"Ну, и мелко же, если
только рукав увлажняешь!
Вот, если услышу: тебя самого
понесло уж теченьем -
поверю..."
Так сказал он, и кавалер, восхитившись этим, как бы ее, стихотворением, уложил его в шкатулочку для писем и всем носил показывать.
Он же, после того как с нею уже повстречался, послал такое ей письмо: "Собрался было я к тебе уж идти, как начался дождь, и с горестью взираю на эту помеху. Если б счастлив удел мой был, дождь не должен был бы идти!" Так он сказал, и, по обычаю, хозяин вместо дамы послал в ответ ему стихи такие:
"Любишь сильно
иль нет,-
спросить об этом трудно...
Но жизнь, что знает хорошо
все обо мне, льет еще пуще..."
Так сказал он, и тот, не успев даже взять дождевой плащ и шляпу, насквозь промокнув, второпях к ней прибежал.
107
В давние времена дама, ропща па сердце кавалера,-
"Подымется ветер - всегда
вздымаются волны, утес же -
всегда поверх их.
Рукаву ж моему - ни минуты,
чтоб высохнуть, нет..." [147]
Сказала... а кавалер, прослышав о том, что постоянно твердит она так,-
"В том поле, где так много
лягушек каждый вечер
плачет,-
вода все прибывает,
хоть и нет дождя" [148].
108
В давние времена кавалер своему другу, который потерял любимого человека, послал сказать:
"И вот быстротечней,
чем даже цветы,
она оказалась...
А кого из них - первым
нужно любить, думал ты?" [149]
109
В давние времена жила дама, с которой кавалер в сношениях тайных находился. И вот от нее пришли слова: "Сегодня в ночь ты снился мне во сне", - на что кавалер:
"То дух мой был,
что отделился
от любви избытка...
Увидишь поздней ночью
еще - завяжи!" [150]
110
В давние времена кавалер, как будто выражая свое соболезнование даме благородной, у которой умерла служанка, так сказал:
"В старину, быть может,
это и бывало,- я ж сегодня
узнал только: можно
любить того, ни разу
кого увидеть не пришлось".
111
В давние времена кавалер даме жестокой:
"Люблю тебя - не стану
вновь я говорить...
сама узнаешь, видя,
как твой исподний шнур
развязываться станет!" [151]
А та в ответ:
"Такого знака, чтобы
исподняя шнуровка
распускалась,- нет.
Уж лучше бы не прибегал
к таким намекам вовсе!" [152]
112
В давние времена кавалер даме, с ним бывшей в нежном союзе и теперь изменившейся, молвил:
"Дым, что разводит,
соль в Сума добывая, рыбак -
под ветра напором
склонился туда,
куда вовсе не думал!"
113
В давние времена кавалер, одиноким оставшись,-
"Чтоб забыть в этой жизни,
такой скоротечной,-
столь же короткой
душой обладать
тогда нужно!"
114
В давние времена, когда микадо Нинна приезд свой совершил в Сэрикава, еще не бывший слишком старым кавалер, хоть и знал, что ныне это не к лицу ему, но, так как раньше при этом был он, прислуживал микадо, как сокольничий[153].
На поле своей охотничьей одежды, где фигура цапли изображена была, он надписал:
"Утеха старца то...
не осуждайте люди!
Охотничья одежда...
"Сегодня только!" -
поет ведь цапля та..." [154]
Вид у государя был недовольный. Кавалер лишь о своем возрасте думал, а люди уже немолодые приняли, что ли, на свой счет[155].
115
В давние времена в провинции Митиноку жили кавалер и дама. "В столицу отправляюсь",- сказал ей он. И эта дама, в печали сильной, хоть проводить его желала[156] и в местности, что зовут Миякодзима в Окинои, вином его угощая, сложила:
"Печальней, чем сжечь
в сильном пламени тело
свое, здесь расстаться
с тобой у самой
Миякодзима!"
Сказала она, и он, восхищенный, остался[157]
116
В давние времена кавалер в скитаниях как то дошел до провинции Митиноку. Оттуда в столицу, к той даме, которую любил, послал так сказать:
"Деревья на побережье
тех островков, что средь волн,
виднеются там...
Давно уж они предо мною,
за время разлуки с тобою!"
Сказать ей послал он, что во всем у него хорошо стало[158].
XVI
117
В давние времена микадо свой выезд совершить изволил в Сумиёси:
"Даже я - и то долго
вижу тебя на берегах Сумиёси,
принцесса сосна! [159]
А сколько веков уж всего
прошло за то время..." [160]
И божество само появиться соизволило:
"Не знаешь ты разве, что мы
в близкой дружбе с тобой?
Что с веков отдаленных - давно
уж как стал я
твой род охранять?" [161]
XVII
118
В давние времена кавалер, долго вестей о себе не давая, даме сказал: "Забвенья на сердце нет у меня. К тебе я приду", - на что дама:
"Так много стало ныне
дерев, вокруг которых вьешься
ты, о жемчуг-плющ!" [162]
Слова "тебя не брошу" -
не радостны уж мне..."
119
В давние времена дама, глядя на предметы, оставленные, как память, кавалером, что ветрен был,-
Память твоя ныне [163]
врагом мне стала!
Не будь ее,- имела б
минуту я, когда
тебя забыть могла бы..."
120
В давние времена кавалер полагал сначала, что дама еще опыт мирской не прошла, но, потом прослышав, что она в сношениях тайных с другим,- через некоторое время -
"Если б поскорее
настал тот праздник в Оми,
праздник в Цукума!
Посмотрел бы, сколько,
жестокая, котлов с тобой" [164].
121
В давние времена кавалер, видя, как уходит из Умэцубо, под дождем промокая, некий человек,-
"Ах, если б шляпа та,
где соловей цветов узоры
выткал, у меня была!
Надеть домой тому я дал бы,
кто, видно, мокнет под дождем..."
А тот в ответ:
"Шляпы тех, где выткал
цветов узоры соловей,-
я не хочу. Вот лучше -
люби меня, и на огне
любви твоей просохну!" [165]
122
В давние времена кавалер той даме, что верность нарушила,-
"Ладонью зачерпнув, жемчужные
струи пью, что в Идэ
в Ямасиро текут...
Без веры всякой ныне
союз с тобой наш стал!" [166]
Сказал так, а она и ответа не дала.
123
В давние времена жил кавалер. Надоела, что ли, ему та дама, что в местности, "Густой травой" называемой, жила, но только он сложил:
"Если уйду я
из дома, где прожил
много годов,-
еще более "густой
травы" - он полем станет!"
А дама в ответ:
"Если полем станет,-
буду перепелкой
плакать в поле я...
Неужели на охоту
ты даже не придешь?"
Так сказала она, и он, в восхищении, об уходе и думать перестал.
124
В давние времена кавалер, по-видимому, о чем-то думая, сложил:
"Так и оставлю,
никому не сказав,
свои думы!
Ведь нет никого,
кто был бы со мною..."
125
В давние времена кавалер, страдая и в сердце своем полагая, что смерть ему приходит,-
"Издавна слышал
я о дороге, которой
мы напоследок пойдем...
Но что это будет
вчера иль сегодня,- не думал..." [167]